назад

Харун Яхья отвечает главному редактору “Scientific American” Джону Ренни

Пятнадцать ошибок журнала “Scientific American”

В июльском номере 2002 года журнал “Scientific American” опубликовал статью под заголовком «Пятнадцать ответов на креационистский вздор». Статья эта весьма агрессивна и к тому же далека от науки: вместо обоснованного опровержения доводов креационизма она демонстрирует лишь фанатичную приверженность автора учению Дарвина.

В июльском номере 2002 года в “Scientific American”, одном из ведущих научных журналов мира, появилась любопытнейшая статья – «Пятнадцать ответов на креационистский вздор». Этот памфлет за подписью главного редактора Джона Ренни – яркий образец дарвинистского догматизма. И содержание статьи, и ее непримиримо-враждебный дух, ощутимый уже в заголовке, служат наглядным подтверждением истины, которую мы утверждаем уже много лет. Истина эта такова: для дарвинистов теория эволюции – догма; их нетерпимость к критике – следствие догматического, косного мышления.

Мы же поговорим об ошибках, заблуждениях и даже заведомо ложных утверждениях, которые нашли в этой статье.

Увильнуть от трудных вопросов

Когда человек, стремясь опровергнуть некую теорию, отвечает на некие пятнадцать вопросов, резонно ожидать от него пятнадцати внятных ответов. Но если эти вопросы – плод его фантазии, а ответы на них – явно пустая трата времени, читатель наверняка почувствует недоверие. Желание обойти стороной действительно важные вопросы – верный признак того, что автор обманывает себя или читателей.

«Пятнадцать ответов на креационистский вздор» – как раз пример такой попытки увильнуть от истины. Это становится ясно сразу – стоит только прочесть те «вопросы», на которые Ренни считает нужным отвечать:

«Теория эволюция – всего лишь теория. Это не факт и не научный закон».

«Теория эволюции ненаучна, потому что ее нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Она говорит о событиях, которые никто никогда не наблюдал и которые невозможно воссоздать».

«Если люди произошли от обезьян, то почему обезьяны все еще существуют?»

Но критики теории эволюции не выдвигают ни одного из перечисленных аргументов! Любой уважающий себя специалист знает смысл понятия «теория» и понимает, что события прошлого не поддаются ни наблюдению, ни эксперименту. И ни один серьезный ученый, желающий опровергнуть дарвиновскую теорию происхождения человека, никогда не задал бы такого нелепого вопроса: «Если люди произошли от обезьян, то почему обезьяны все еще существуют?»

Джон Ренни, несомненно, отдавал себе в этом отчет. Однако он так лихо выставил эти утверждения в качестве «положений креационизма» и якобы расправился с ними, что вся эта ситуация напоминает бой с ветряными мельницами. Если бы Ренни действительно хотел поспорить с креационистами, ему пришлось бы отвечать на реально существующие вопросы: почему все типы животных единовременно возникают в кембрийском периоде, а от их эволюционных предшественников нет и следа? Почему не известно ни одного примера мутации, вследствие которой появилась бы новая биологическая информация? Почему, вопреки предположениям Дарвина, так и не обнаружены миллиарды ископаемых останков переходных форм?

Увидев вопросы, на которые пытается отвечать Ренни, в их истинном свете, вы убедитесь, что они вовсе не требуют ответа.

Неверное представление Ренни о естественном отборе – I (вопрос 2)

Два «вопроса» касаются теории естественного отбора. Отвечая на первый из них (вопрос 2), Ренни силится опровергнуть то утверждение, что концепция естественного отбора как фактора эволюции есть не что иное как тавтология. Во втором случае (вопрос 11) он возражает против того, что естественный отбор может привести к микроэволюции, но никак не к макроэволюции.

В первом случае единственный источник, на который может сослаться Ренни, –исследования вьюрков на Галапагосских островах, проведенные Питером Грантом. Ренни называет этот пример «популяционными сдвигами» в естественных условиях и приводит его в качестве свидетельства эволюции под действием естественного отбора. Однако работы Гранта показали лишь то, что популяции вьюрков на Галапагосских островах «колеблются» под действием природных условий, то есть не развиваются в неком определенном направлении. Кроме того, выяснилось, что число видов в популяции Галапагосских вьюрков – не тринадцать, как считалось прежде, а гораздо меньше, а существующие виды к тому же имеют тенденцию к слиянию. Все это означает, что естественный отбор на Галапагосских островах не вызвал никакой эволюции (то есть развития в определенном направлении и образования вследствие этого новых видов).

Биолог Джонатан Уэллс (Jonathan Wells) в книге «Иконы эволюции» (“Icons of Evolution”) тщательно изучил работы Гранта и пришел именно к выводам, которые изложены нами выше. Упорно приводя в пример Галапагосские исследования Гранта, Ренни попросту расписывается в собственном бессилии.

Неверное представление Ренни о естественном отборе – II (вопрос 11)

Когда дело доходит до второго вопроса на тему естественного отбора, нельзя не подивиться ловкости рук со стороны Ренни. «Вопрос», на который он пытается отвечать, звучит так: «Естественный отбор может объяснить микроэволюцию, но не может объяснить появления новых видов и форм жизни более высокого порядка».

Ответ Ренни ограничивается описанием концепции аллопатрического видообразования, предложенной Эрнстом Майром.

В чем суть подтасовки? Вспомним определения «аллопатрического видообразования» и явления, на котором основана эта концепция, – «географической изоляции». Хорошо известно, что все виды обладают внутривидовой изменчивостью, обусловленной генетическими различиями. Если между особями одного вида возникают географические преграды, иными словами, происходит их «изоляция» друг от друга, то велика вероятность, что в двух изолированных группах станут преобладать различные формы изменчивости. Носители этих форм, отличающиеся некоторыми морфологическими признаками (назовем их «форма А» и «форма Б»), называются «подвидами», хотя они и принадлежат к одному виду.

С этого места в нашей формуле появляется процесс, который Ренни называет видообразованием. Иногда формы А и Б вследствие географической изоляции приобретают и генетическую изоляцию – они перестают скрещиваться друг с другом при встрече. Согласно современному определению «вида», если они не скрещиваются, то они представляют собой уже не разные «подвиды», а разные «виды». И это называется видообразованием.

При этом следует сказать две важные вещи:

  1. Формы А и Б, изолированные друг от друга, при встрече могут оказаться неспособными к скрещиванию. Однако, как правило, это обусловлено «репродуктивным поведением». Поэтому с генетической точки зрения они все же относятся к одному виду. (И по этой причине концепция «вида» продолжает быть предметом споров в научном сообществе).
  2. Такое «видообразование» в принципе обусловлено не приобретением, а утратой генетической информации. Причина видообразования – не в том, что обе формы приобрели генетическую информацию. Они ничего не приобрели. Произошло обратное: на месте исходной популяцией с большим генофондом появились две новые различные популяции с обедненными генофондами.

Поэтому «видообразование», которое Ренни приводит в качестве примера эволюции, на самом деле никак не может быть доказательством этой теории. Теория эволюции утверждает, что все ныне живущие виды образовались вследствие случайных мутаций и естественного отбора – от простых форм к сложным. Чтобы всерьез обосновать такую теорию, необходимо объяснить «механизмы, которые создают и увеличивают генетическую информацию».

Учитывая это, вернемся ко второму заблуждению (а то и измышлению) Ренни. Вспомним: Ренни формулирует «вопрос креационистов №11» в следующем виде: «Естественный отбор может объяснить микроэволюцию, но не может объяснить появления новых видов и форм жизни более высокого порядка». Иными словами, он ведет речь о происхождении не только видов, но и «форм жизни более высокого порядка».

Однако в своем «ответе» Ренни говорит только о происхождении видов, причем чрезвычайно неубедительно! Он вообще не касается происхождения родов, семейств, отрядов, классов и типов – высших категорий по отношению к виду, и никак этого не объясняет!

Этот прием явно рассчитан на невнимательных читателей. Люди, читающие «Пятнадцать вопросов», но не утомляющие себя чтением длинных (но бессодержательных) ответов под каждым из них, отложат журнал в уверенности, что Ренни в самом деле ответил на все вопросы. Если дарвинисты прибегают к таким ухищрениям, значит, их теории и впрямь приходится туго.

Говоря о естественном отборе как о механизме эволюции, Ренни предполагает, что существуют и другие механизмы. Однако единственный пример, который он приводит, – гипотеза о происхождении митохондрий, с которой эволюционисты носятся уже много лет. Тот факт, что Ренни прибегает к умозрительной гипотезе в качестве доказательства умозрительной теории, говорит сам за себя.

Происхождение человека и эволюционный тупик (вопрос 3)

В третьем вопросе Ренни, касаясь происхождения человека, пишет:

«…теория эволюции предполагает, что между наиболее древними известными науке предками человека (которым приблизительно 5 миллионов лет) и появлением современного, с точки зрения анатомии, человека (около 100 000 лет назад) располагался еще целый ряд человекоподобных существ – гоминид, которые постепенно утрачивали черты сходства с обезьянами и все больше становились похожи на современных людей. Именно об этом и говорит нам летопись окаменелостей».

Однако тот факт, что эволюционисты в интересах своей теории выстраивают жившие в прошлом существа в определенном порядке, вовсе не говорит о том, что эти существа в самом деле эволюционировали. Подобное мнение высказал редактор журнала “Nature” Генри Джи (Henry Gee), такой же эволюционист, как и Ренни. В своей книге «В поисках далекого времени» (“In Search of Deep Time”), изданной в 1999 году, Джи пишет, что все доказательства эволюции человека «между 10 и 5 миллионами лет назад – тысячи поколений живых существ – могли бы уместиться в небольшой ящичек». Все существующие теории происхождения и эволюции человека, заключает Джи, – «от начала до конца вымысел, который задним числом оправдывает людские предрассудки». Джи добавляет:

«Взять ископаемые, выстроить их в ряд и объявить родословной – это не научная гипотеза, доступная проверке, а байка, которой можно доверять не более, чем сказкам про леших и домовых. Она несет в себе идеологический, а не научный смысл».1

А недавно Джи сделал важное замечание по поводу нового ископаемого черепа, найденного в Чаде (Sahelanthropus tchadensis), и его значения в теории эволюции. Согласно Джи, «независимо от того, каковы будут последствия находки этого черепа для науки, ясно раз и навсегда – о старой идее «недостающего звена» можно забыть».2 Далее он пишет, что палеонтологических доказательств эволюции человека, по сути, нет: их существование – не более чем эволюционная гипотеза:

«Считается, что общий предок человека и наших ближайших (якобы) родственников, шимпанзе, жил не позднее чем 7 миллионов лет назад. Эта цифра основана не на палеонтологических данных, а на изучении мелких различий в весьма схожих генах человека и шимпанзе и последующего расчета времени, в течение которого эти различия могли бы проявиться. Если же взглянуть на саму летопись окаменелостей, мы обнаружим огромную и безнадежную пропасть».3

Чем внимательней мы вчитываемся в слова Джона Ренни, тем яснее становятся причины, приведшие теорию эволюции к состоянию полной безнадежности.

Почему лишь немногие отваживаются бросить вызов теории эволюции? (вопрос 4)

Один из аргументов Ренни состоит в том, что теория эволюции получила всеобщее признание в научном мире.

Существуют две причины, по которым некое частное мнение может получить широкую поддержку: либо имеются весомые свидетельства в пользу этого мнения, либо его адепты каким-то образом способны влиять на общественное сознание. В случае с «всеобщим признанием» теории эволюции, пожалуй, имеет место второй вариант. Современное научное сообщество серьезно заблуждается, отождествляя науку с материализмом, и навязывает это заблуждение остальным ученым. В условиях, когда антиэволюционные взгляды априори объявляются антинаучными, свободная критика попросту невозможна.

Мы видим отпечаток этого идеологического диктата и в самом тексте Джона Ренни. Уже заголовок его статьи объявляет креационизм «вздором». О какой атмосфере свободной дискуссии может идти речь, когда научный журнал публикует работы под такими заголовками?! Чем дальше, тем агрессивней становится Ренни: во введении он пишет, что креационизм так же ненаучен, как «космология плоской земли», а в самой статье обвиняет креационистов в нечестности (с. 65). Как рядовые ученые могут критиковать теорию Дарвина, если им нужно публиковаться в научных журналах? Многие ли в этих условиях найдут в себе смелость сказать: «А король-то гол!»?

График в статье Ренни, имеющий целью показать, что чем выше уровень образования населения, тем ниже процент креационистов (с. 65), – тоже не что иное как проявление идеологического давления дарвинизма. Естественно, что система образования, подчиненная дарвинистам, направлена на воспитание учащихся в том же духе.

Единственное, что можно сказать хорошего по этому поводу, – подобное положение в науке не может продолжаться долго. Трещины в фундаменте храма дарвинизма – верный признак того, что вскоре подлинные ученые низвергнут эту догму.

Почему эволюционисты признаются в своих сомнениях? (вопрос 5)

Джон Ренни пытается изгладить из умов своих читателей малейшие следы сомнений в догмах дарвинизма. Поэтому он утверждает, что фрагменты из работ видных эволюционистов, цитируемые креационистами, всегда искажены. По мнению Ренни, ученые, чьи работы цитируют креационисты, всегда были приверженцами теории эволюции, а «бесчестные креационисты» пытаются изобразить этих достойных людей противниками эволюционных взглядов.

Однако истина выглядит совсем иначе. Креационисты не изображают цитируемых ими эволюционистов противниками дарвинизма. Ни Стивена Джея Гулда, ни Алана Федуччиа, ни Генри Джи. Никто не говорит, что они против теории эволюции. Однако и они, и многие другие эволюционисты многократно писали об ее недостатках. Процитировать мнение ученых по поводу их собственной теории – что может быть естественней?

А вот почему этих цитат так много? Проблема заключается в том, что в теории эволюции слишком много мнений, не подкрепленных фактами. Когда эволюционистам не хватает объективных доказательств, они восполняют пробелы собственными домыслами. Эти домыслы входят в противоречие с фактами, в теории становится все больше пробелов, и ученые не могут не обращать на это внимания. Именно поэтому дарвинисты так часто высказывают сомнения в отношении теории эволюции.

Вопрос о возникновении жизни и «гибкая позиция» Джона Ренни (вопрос 7)

Вслед за расплывчатыми рассуждениями по поводу шести первых вопросов Ренни наконец подходит к действительно важной проблеме: откуда возникла жизнь? Как в мире появилось первое живое существо? Все, что он может – в двух словах изложить гипотезу, выдвинутую еще в 1920-е годы Александром Опариным. Признавшись, что «происхождение жизни во многом остается тайной», Ренни пытается придать этой гипотезе убедительность, заявляя, что «…биохимики открыли механизмы, посредством которых первые нуклеиновые кислоты, аминокислоты и другие «строительные материалы», из которых впоследствии строилась жизнь, смогли образоваться и самоорганизоваться в самовоспроизводящиеся и саморегулирующиеся системы, лежащие в основе биохимии клетки». Рении совершенно прав, описывая столь поверхностно важнейший процесс происхождения жизни, – ведь о подробностях ему сказать нечего. Проанализировав слова Ренни, мы увидим, насколько оторваны от реальности его утверждения:
  1. Вопрос о том, «как первые нуклеиновые кислоты, аминокислоты и другие биохимические молекулы» появились в атмосфере Земли, на самом деле представляет для эволюционистов неразрешимую загадку. Они надеялись было, что эту проблему можно считать решенной после опытов Стэнли Миллера и его последователей с воссозданием первичной земной атмосферы. Однако уже в 1970-х годах выяснилось, что первичная атмосфера была вовсе не метано-аммиачной, а содержала большое количество кислорода. Стало ясно, что в такой атмосфере никаких органических молекул – даже аминокислот – появиться не могло.
  2. Даже если мы предположим, что простые биохимические молекулы – нуклеиновые кислоты или аминокислоты – все же каким-то образом образовались в первичной атмосфере (или были занесены из космоса, как пишет Ренни после цитированной нами фразы), то это все равно никак не говорит в пользу теории эволюции. Как эти просто устроенные органические вещества превратились в невероятно сложную живую клетку, несущую в себе генетическую информацию? Что бы ни говорил по этому поводу Ренни, органическим молекулам не свойственно «самоорганизовываться» и превращаться в самовоспроизводящиеся живые организмы. Подобная идея никогда не была подтверждена ни одним наблюдением, экспериментом или хотя бы теоретической разработкой.

Иными словами, аргументы Ренни ничего не сообщают нам о происхождении жизни. Зато весьма интересны последние строки этого раздела его публикации – в них мы видим и признание поражения, и явное предубеждение против креационизма:

«Креационисты огульно отрицают эволюцию на основании того, что в настоящее время наука не способна объяснить происхождение жизни. Однако даже если предположить, что жизнь на Земле имеет неэволюционное происхождение (например, если первую клетку на Землю занесли инопланетяне), то факт последующей эволюции жизни имеет надежные подтверждения, полученные в ходе многочисленных исследований микро- и макроэволюционных процессов».

Интересные вещи выходят на поверхность при внимательном чтении этих строк:

Дарвинисты не продвинулись в своих исследованиях дальше экспериментов Миллера, от результатов которых уже отказались. Что они могут сказать на этот счет?

Ренни говорит о неспособности «в настоящее время объяснить происхождение жизни». Иными словами, он надеется, что это состояние временное, и в будущем в один прекрасный день найдется какой-нибудь факт в пользу эволюционной теории. Такая уверенность свидетельствует о том, что эволюционистские убеждения основаны не на научных открытиях, а на философских предубеждениях. Позиция Ренни напоминает взгляды твердолобого марксиста, который наблюдает повсеместный провал политических и социологических теорий Маркса, но, несмотря на это, уверенно ожидает, что «пролетарская революция» непременно где-нибудь случится в будущем.

Ренни признает, что в основе жизни может лежать разумный замысел, и наука может в будущем прийти именно к этому выводу, однако по неким причинам он предпочитает говорить об инопланетянах как носителях этого замысла. Теория «инопланетян» возникает в статье Ренни уже не в первый раз (см. ответ на вопрос 3). И примечательно, что Ренни готов признать существование инопланетного разума, но при этом напрочь отвергает возможность вмешательства метафизического Создателя. Это в очередной раз показывает, что приверженность Ренни дарвинизму и его нападки на теорию сотворения коренятся в его философских предубеждениях против Творца.

Заявление Ренни о том, что разумный замысел может создать жизнь, но не может участвовать в ее дальнейшей истории, совершенно субъективно и ненаучно. Оно вызвано существованием многочисленных доказательств того, что именно разумный замысел лежит в основе множества сложных органических систем и жизни как таковой. Субъективны и пассажи вроде «надежные подтверждения»: они призваны воздействовать на читателя, но ими невозможно подменить отсутствующие факты.

Уловки в духе Докинса (вопрос 8)

Величайшая ошибка теории эволюции заключается в том, что она полагает живые организмы результатом действия слепых сил природы. Эту идею Ренни пытается обосновать в ответе на вопрос 8, однако в итоге безнадежно запутывается. Вот как выглядит ответ Ренни на утверждение, что сложность живых систем не может быть объяснена действием случая:

«Случай играет некоторую роль в эволюции (например, случайные мутации могут приводить к появлению новых признаков), однако эволюция не действует случайно при создании новых белков, организмов или других объектов. Напротив: естественный отбор – важнейший из известных механизмов эволюции – подразумевает неслучайные изменения путем сохранения «благоприятных» (адаптивных) признаков и элиминации «неблагоприятных» (неадаптивных)».

Но это не ответ. Это и так все знают. Согласно теории эволюции, все живые существа возникли вследствие «случая» (мутаций), поддержанного естественным отбором, который покровительствовал полезным мутациям.

Но вот в чем состоит проблема: естественный отбор – бессознательный механизм. Он благоприятствует случайным изменениям потому, что организм, в котором произошли эти изменения, приобретает важные преимущества в жизни. Однако многие сложные органы никак не обнаруживают своих важных преимуществ, пока они не сформировались полностью. Поэтому естественный отбор никак не может происходить в направлении формирования именно этих органов. (И естественный отбор уж никак не мог действовать при возникновении жизни, поскольку в так называемом «первичном бульоне» не было ни жизни, ни борьбы за существование).

Ренни пытается как-то прикрыть эту зияющую дыру в теории эволюции и прибегает к тому же обманному приему, что и Ричард Докинс. Пример, который он приводит, – шекспировская фраза «БЫТЬИЛИНЕБЫТЬ»: компьютер смоделировал ее с помощью метода отбора, состоявшего из 336 шагов.

Верят ли сами эволюционисты в такие примеры? Или они прибегают к подобным приемам только для того, чтобы покрасоваться перед неискушенными читателями? Пример этот весьма банален и основан на очевидно ложной посылке. Компьютер, напечатавший фразу «БЫТЬИЛИНЕБЫТЬ», был запрограммирован для этого соответствующим образом. Конечный результат был изначально предрешен. Программа случайным образом распределяет буквы в 13 пустых ячеек, однако она фиксирует букву, попавшую в заранее определенную позицию. Иными словами, она знает, что в первой ячейке должна быть именно буква «Б» – еще до того, как образуется слово «БЫТЬИЛИНЕБЫТЬ»; и когда буква «Б» попадает в первую ячейку, программа фиксирует эту букву именно там.

Таким образом, налицо предопределенный план и механизм отбора, сознательно работающий в соответствии с этим замыслом. Теория эволюции же настаивает на том, что живые существа возникли без всякого замысла и посредством бессознательно действовавшего механизма отбора. Поэтому аргумент Ренни как минимум смехотворен.

Неверные представления Ренни о втором начале термодинамики (вопрос 9)

Едва ли не каждое рассуждение эволюционистов о втором начале термодинамики представляет собой классический случай заблуждения, а то и софизма; не избежал этого и Джон Ренни.

Первая ошибка состоит в том, что Ренни путает упорядоченные и организованные системы. Приводя в пример неорганические кристаллы и снежинки, он говорит, что эти «сложные структуры» возникли самопроизвольно в ходе естественных процессов. Однако это не сложные системы, а упорядоченные.

Объясним это различие на примере. Представим себе совершенно плоский пляж на морском побережье. Когда на него накатывает сильная волна, на поверхности песка образуются выпуклые гряды. Это – процесс «упорядочивания». Побережье – открытая система. Поток энергии (волна), поступая в нее, образует на песке простые фигуры, выглядящие упорядоченными. С точки зрения термодинамики, волна может создать упорядоченность там, где ее не было раньше. Однако заметим: волна не может построить замок на песке. И если мы видим замок из песка, мы понимаем, что его кто-то соорудил, поскольку замок – «организованная» система.

Чарльз Тэкстон (Charles B. Thaxton), Уолтер Брэдли (Walter L. Bradley) и Роджер Олсен (Roger L. Olsen) в своей книге «Тайна возникновения жизни» (“The Mystery of Life’s Origin”) объясняют, почему аналогии с саморегулирующимися упорядоченными системами (такими, как снежинки) неприемлемы при объяснении происхождения биологической сложности:

«…такие аналогии едва ли уместны при изучении вопроса о возникновении жизни. Основная причина состоит в том, что в них не делается различия между упорядоченностью и сложностью… Регулярность или упорядоченность не могут обеспечить сохранение больших объемов информации, необходимой живым системам. Здесь требуется не регулярная, а, напротив, в высшей степени нерегулярная, но притом специфическая структура. В этом и состоит изъян подобных аналогий. Между упорядоченностью, самопроизвольно возникающей под действием потока энергии через систему, и работой, необходимой для создания непериодических носителей информации (макромолекул – ДНК и белков), нет видимой связи».4

Слова Джона Ренни об открытых системах – тоже классическая ошибка эволюционистов. Да, в открытых системах, получающих энергию извне, энтропия может уменьшаться; но для того, чтобы сделать эту энергию функциональной, нужны особые механизмы. Возьмем автомобиль: чтобы энергия нефти превратилась в работу, необходим двигатель, коробка передач и механизмы, регулирующие их действие. Без системы преобразования энергии автомобиль не сможет использовать энергию топлива.

То же и с жизнью. Все живое получает энергию от Солнца – это верно. Однако солнечная энергия может быть превращена в химическую только посредством невероятно сложной системы преобразования, имеющейся у живых существ (фотосинтез у растений, пищеварение у человека и животных). Без этой системы Солнце было бы источником разрушительной энергии, которая лишь жжет, иссушает и плавит.

Мутации: фундаментальная проблема (вопрос 10)

В вопросе 10 Джон Ренни создает видимость ответа на одну из главных претензий к эволюционистам. Суть проблемы состоит в том, что мутации никогда не увеличивают количество генетической информации в организме. Ренни, разумеется, утверждает обратное: мутации приводят к возрастанию генетической информации (и, следовательно, к эволюции как таковой). Но чтобы читатели приняли такое утверждение всерьез, нужны конкретные примеры. Вот тут-то и начинаются сложности.

Первый пример Ренни – приобретение бактериями невосприимчивости к антибиотикам. Это вообще излюбленный аргумент эволюционистов – но, увы, ошибочный. Действительно, иногда вследствие мутаций бактерии приобретают невосприимчивость к антибиотикам, однако эти мутации не прибавляют к генам бактерий никакой новой информации. Напротив, они ведут к морфологической дегенерации. Так, израильский биофизик доктор Ли Спетнер (Lee Spetner) подробно рассмотрел механизм приобретения иммунитета к стрептомицину, и вот что он обнаружил: невосприимчивость бактерий к антибиотику появляется вследствие мутации, которая затрагивает рибосомы и ведет к нарушению их структуры. Даже если такая мутация и приносит бактерии пользу, она, тем не менее, обедняет генофонд и приводит к ухудшению работы рибосом. Спетнер ясно показал, что теории эволюции нужны вовсе не такие мутации.5

Второй пример Ренни, как явствует из его собственных слов, тоже неубедителен:

«У плодовых мушек, например, мутация Antennapedia вызывает появление ног на том месте, где должны располагаться усики. Эти необычные конечности не имеют какой-либо функции, однако их существование показывает, что генетические ошибки способны приводить к появлению сложных структур, которые затем подвергаются проверке естественным отбором».

Никто не спорит, что мутации способны вызывать сильные морфологические изменения. Вопрос в другом: приводят ли эти изменения к увеличению генетической информации и появлению полезных признаков? Нет! Такие примеры неизвестны. Ренни сам признает это, говоря, что данная мутация породила бездействующие (иными словами, парализованные) ноги, растущие у мух на месте усиков. И что, парализованные ноги могут способствовать эволюции их обладателя? Можно ли в это поверить? И как Ренни пришло в голову называть это доказательством эволюции?

Напоследок Ренни говорит о крупномасштабных генетических изменениях, выходящих за рамки точечных мутаций. Но суть дела не меняется: подобные мутации не увеличивают генетическую информацию. Ренни даже не утруждает себя поиском примеров.

То, что он говорит о глобине, – не более чем пересказ старой умозрительной гипотезы эволюционистов, основанной на анализе ДНК у разных организмов. Из результатов этого анализа делается вывод о том, что структура глобина у животных свидетельствует об их эволюционной связи. Однако при ближайшем рассмотрении видно, что вывод этот представляет собой порочный круг: он изначально основан на предпосылке о наличии общего предка.

Вопрос о переходных формах (вопрос 13)

В ответе на вопрос 13 Джон Ренни касается проблемы переходных форм – одного из важнейших препятствий на пути теории эволюции. Но стоит рассмотреть истинное положение дел с «переходными формами», как тотчас становятся очевидны все изъяны его рассуждений.

Археоптерикс. Ренни пишет, что археоптерикс (кандидат на звание величайшей переходной формы всех времен) – переходная форма между рептилиями и птицами, а «креационисты» отказываются это признать и утверждают, что это «всего лишь вымершая птица с рептильными признаками». На самом же деле это говорят отнюдь не только «креационисты», но и специалисты с мировым именем, подробно изучавшие этот вопрос. Именно такого взгляда придерживается и Алан Федуччиа, один из самых выдающихся орнитологов современности.

«Пернатые динозавры» вовсе не имели перьев; это же относится к псевдоископаемому археораптору. Вообще, на сегодняшний день получено достаточно доказательств того, что археоптерикс – не переходная форма. Вот что писал по этому поводу Федуччиа: «Большинство современных ученых, изучавших анатомию археоптерикса, обнаружило у этого существа намного больше птичьих признаков, чем предполагалось». И далее: «…сходство археоптерикса с динозаврами-тероподами было сильно преувеличено»6. Другая проблема в отношении археоптерикса состоит в том, что динозавры-тероподы, которых многие эволюционисты считают предками археоптерикса, появляются в летописи окаменелостей позже него, а вовсе не раньше.

Да и хвост «пернатых динозавров», о котором упоминает Джон Ренни, – всего лишь домысел. Все ископаемые, причислявшиеся к «пернатым динозаврам», в последние десять лет стали предметом научных дебатов. Тщательные исследования выявили, что структуры, ранее выдававшиеся за «перья», на самом деле – коллагеновые волокна7. Домыслы же проистекают исключительно из эволюционистских предубеждений. Тот же Федуччиа пишет: «Многих динозавров изображали в покрове из контурных перьев без малейших на то оснований»8. (А один из этих пернатых динозавров, археораптор, и вовсе оказался подделкой). «Хотя в разных местах было найдено довольно много мумифицированных динозавров с хорошо сохранившейся кожей, – заключает Феддучиа, – никто никогда не обнаруживал среди них пернатых».9

Лошади. Ренни называет палеонтологический ряд лошадей важным доказательством эволюции, и с его стороны это грубая ошибка. Многие авторитетные эволюционисты давно уже писали об ошибках этого ряда, якобы иллюстрирующего эволюционный процесс от эогиппуса до современных лошадей (Equus). Так, автор научно-популярных книг по теории эволюции Гордон Р. Тэйлор (Gordon R. Taylor) отмечал, что «ряд от Eohippus до Equus полон ошибок. Он призван показать постепенное возрастание размеров животных с течением времени, однако некоторые его представители были мельче эогиппуса, а вовсе не крупнее его. Можно отовсюду взять нужных представителей и построить из них правдоподобную последовательность, но нет никаких доказательств того, что эти животные действительно сменяли друг друга именно в таком порядке».10

Происхождение китов. Ренни приводит в качестве доказательства эволюции и теорию об эволюции китов. Однако и это не более чем очередное умозрительное постороение. У наземного млекопитающего Ambulocetus и его предполагаемого потомка – древнего кита Rodhocetus – имеются огромные морфологические различия. Подробно этот вопрос освещен в моей статье «Журнал National Geographic: большая сказка о больших китах» (“A Whale Fantasy from National Geographic”).

Происхождение моллюсков. То, что Ренни приводит в качестве примера эволюции, всякий раз оказывается проблемой эволюционной теории. Обладающие раковиной животные, объединяемые в тип моллюсков, делятся на восемь классов. И все они, как и большинство ныне живущих типов и классов, появляются внезапно и единовременно в кембрийском периоде. Даже Британская энциклопедия, известная безоговорочно эволюционистской позицией, признает, что нет никаких ископаемых свидетельств в пользу эволюции моллюсков: «Летопись окаменелостей не дает полного представления о происхождении моллюсков и разделении этого типа на классы в докембрийскую эпоху. Поэтому эволюция моллюсков может быть восстановлена только по данным сравнительной анатомии и индивидуального развития». 11

Происхождение человека. Ренни пишет, что между «Люси» и современными людьми имеется 20 промежуточных форм – гоминид. Истина, однако, в том, что австралопитек не родственен современному человеку (Homo sapiens). Формы, располагаемые в промежутке между австралопитеком и нами – например, Homo habilis, Homo rudolfensis и Homo erectus, – вызывают у специалистов большие сомнения и серьезные споры. В статье палеоантропологов-эволюционистов Бернарда Вуда (Bernard Wood) и Марка Колларда (Mark Collard), опубликованной в журнале “Science” в 1999 году, доказывается, что виды Homo habilis и Homo rudolfensis были выделены ошибочно, и приписываемые им ископаемые останки на самом деле принадлежат австралопитекам.12 Милхорд Уолпофф (Milford Wolpoff) из Университета штата Мичиган и Алан Торн (Alan Thorne) из Канберрского университета, в свою очередь, полагают, что и Homo erectus был ошибочно выделен в отдельный вид, а относимые к нему останки принадлежат Homo sapiens.13 Это означает, что между вымершими обезьянами Australopithecus и современным человеком Homo sapiens с его расовыми разновидностями нет никаких промежуточных форм. Иными словами, у человека нет эволюционных предков.

Еще один факт, опровергающий мнение о происхождении современного человека от австралопитека, состоит в том, что «переходные» формы, которые, согласно этой гипотезе, должны сменять друг друга, на самом деле жили в одно и то же время. Ископаемые Homo habilis, Homo ergaster и Homo erectus были современниками – этому посвящена статья, опубликованная в журнале “Science”. Рейд Флеминг (Reid Fleming), сотрудник Университета Северного Техаса, руководитель исследовательского проекта, обобщил значение этого открытия: «Это было совершенно неожиданно: ведь до сих пор в науке считалось, что habilis, ergaster и erectus составляют эволюционную последовательность».14

Молекулярная биология и эволюционное «генеалогическое древо». Несомненно, Ренни осознает шаткость своих заявлений по поводу ископаемых – потому-то он и обращается за подтверждениями к молекулярной биологии. Он указывает на генетическое сходство различных организмов и пишет, что «структура этих генов и их производных различается у разных видов в зависимости от степени их эволюционного родства».

Если организмы связаны эволюционным родством, у них должны быть похожие молекулы; именно это эволюционисты надеются обнаружить с помощью молекулярной биологии. Однако факты приводят нас к прямо противоположному выводу. Современные открытия в молекулярной биологии полностью противоречат эволюционному генеалогическому древу 150-летней давности.

Французские биологи Герв Филипп (Herve Philippe) и Патрик Фортер (Patrick Forterre) пишут в статье, опубликованной в 1999 году: «… с получением все большего числа последовательностей становится ясно, что большинство белковых филогенетических древ противоречит друг другу; это же относится и к древам на основе рРНК» 15.

Итак, сравнительные исследования белков, рРНК и генов не могут служить обоснованием теории эволюции. Карл Воуз (Carl Woese), биолог из Университета штата Иллинойс, признает:

«Из множества филогенетических древ, построенных по отдельным белкам, никак не вырисовывается последовательное единое древо. В объединенном древе повсеместно видны филогенетические несоответствия – от самых корней, среди ветвей и групп всех рангов, и вплоть до первичных группировок».16

Статья «Время выкорчевывать древо жизни?», опубликованная в журнале “Science” (“Is it Time to Uproot the Tree of Life?”) в 1999 году, подтверждает тот факт, что сравнительные молекулярные исследования не доказывают, а опровергают теорию эволюции. Ее автор, Элизабет Пиннизи (Elizabeth Pennisi), пишет, что генетические анализы и сравнения последовательностей, предпринятые дарвинистами с целью пролить свет на «древо жизни», привели к противоположным результатам: «…новые данные лишь затемняют эволюционную картину».17

Иными словами, вопреки утверждениям Джона Ренни, все данные молекулярной биологии противоречат теории эволюции.

Происхождение глаза: никакой эволюции в теории эволюции (вопрос 14)

В вопросе 14 Ренни затрагивает тему сложности, не поддающейся снижению, и в связи с этим обращается к вопросу о происхождении глаза – непреодолимому препятствию для многих поколений эволюционистов. Надо сказать, Ренни ничего не добавляет к гипотезе Дарвина, выдвинутой сто пятьдесят лет назад: в природе существовали «примитивные» глаза с плохим зрением, а из них эволюционировали более сложные глаза.

Эволюционисты по сей день повторяют гипотезу Дарвина, однако за это время появились факты, опровергающие ее:

  1. Первый известный глаз вовсе не был примитивным; напротив, он обладал чрезвычайно сложной структурой. Речь идет о сложных глазах трилобитов с двумя хрусталиками. Леви-Сетти (Levi-Setti), специалист по ядерной физике, изучающий трилобитов как хобби и страстно увлеченный этим занятием, пишет: «…граница области преломления между двумя этими хрусталиками-линзами соответствует законам оптики, открытым Декартом и Гюйгенсом в середине XVII века».18 Но самая удивительная особенность этого глаза – подлинного чуда оптики – состоит в том, что у него нет никаких эволюционных предшественников; глаза трилобитов появились внезапно.
  2. Светочувствительные клетки, названные Дарвином «примитивными глазами», на деле обладают чрезвычайно сложной структурой. Даже самый «примитивный» глаз – это высокоорганизованная система, которая обладает сложностью, не поддающейся снижению. Эта система не способна существовать без светочувствительной клетки, сложнейшего биохимического механизма внутри этой клетки,19 нерва, соединяющего эту клетку с мозгом, и зрительного центра мозга, где обрабатывается поступающая по этому нерву информация. Такая система не могла появиться постепенно. Таким образом, теория эволюции не может объяснить, как появился даже «примитивный» глаз, не говоря уже о том, чтобы на этой основе судить о происхождении более сложно устроенных глаз.

Ренни пишет, что «нынешние защитники теории разумного замысла хитроумнее своих предшественников». Горькая правда, однако, состоит в том, что сторонники теории эволюции по сей день живут неверными и устаревшими представлениями времен Дарвина. И если они до сих пор цепляются за сказку об эволюционном происхождении глаза, значит, за последние полтора столетия теория эволюции не претерпела никакой эволюции.

Беспомощность перед фактом сложности, не поддающейся снижению (вопрос 15)

Последний раздел статьи Джона Ренни посвящен критике аргументов Майкла Бихи (Michael J. Behe) и Уильяма Дембски (William Dembski) – сторонников теории разумного замысла. Вот только цитирует он не их, а эволюционистов Кеннета Миллера (Kenneth R. Miller) и Рассела Дулитла (Russell F. Doolittle), возражающих Бихи. Однако Бихи давно уже дал исчерпывающие ответы на эти возражения и полностью их опроверг!

В вопросе о сложности, не поддающейся снижению, Ренни проявляет полную беспомощность:

«Суть состоит в том, что структурные единицы жгутика, которые, как считает Бихи, не имеют никакого назначения, кроме движения, способны выполнять и иные многочисленные функции, которые вполне могли благоприятствовать их эволюции. Таким образом, вероятно, что появление жгутика как такового в ходе эволюции означало лишь новое сочетание сложных механизмов, уже имевшихся, но выполнявших иные функции».

По словам Ренни выходит, что жгутик появился вследствие «нового сочетания сложных механизмов, уже имевшихся, но выполнявших иные функции». В том-то и дело. Какие «иные функции»? Какую функцию должны были выполнять молекулы, из которых сложен жгутик? Сказать «могли появиться на других стадиях, неизвестных нам» – это всего лишь еще раз повторить дарвиновскую догму.

Бессмысленны и попытки Ренни представить в качестве этапов эволюции жгутика такие структуры, как органелла, с помощью которой Yersinia pestis, возбудитель чумы, впрыскивает яд в клетку (она в какой-то мере напоминает жгутик), или другие, более простые, жгутики. Это все равно, что называть автомобиль и планер эволюционными предшественниками самолета. Конечно, они в чем-то похожи между собой, но это еще не значит, что в результате слепого случая одно транспортное средство превратилось в другое. Каждая из этих машин была спроектирована особо.

«Опровержение» Джоном Ренни теории Дембски ограничивается ссылкой на работы Института Санта-Фе. Однако эти теоретические изыскания, равно как и труды их вдохновителей (например, Ильи Пригожина), никак не развили концепцию «самоорганизации», которая остается всего лишь аксиомой материализма. (Неприемлемость идеи самоорганизации подробно изложена в книге Дембски «Бесплатных обедов не бывает: почему определенная сложность не может быть достигнута без помощи разума» (“No Free Lunch: Why Specified Complexity Cannot be Purchased Without Intelligence”), изданной в 2002 году). Но, надо заметить, эволюционисты из Института Санта-Фе проявляют больше здравого смысла, чем Ренни. В то время как Ренни изображает теорию разумного замысла как ненаучную гипотезу, Стюарт Кауфман (Stuart Kauffman), выдающийся специалист по теории самоорганизации из Института Санта-Фе, публично признает право этой теории на существование в мире научной мысли.20

Догматическая приверженность материализму

После многочисленных возражений против теории разумного замысла Ренни неохотно признает, что природа чрезвычайно сложна, что сложность эту не объяснить механизмами эволюции, и что остается лишь надеяться на будущее:

«Да, возможно, некоторые проявления сложности у разных организмов появились вследствие естественных процессов, на сегодня нам неизвестных. Но это отнюдь не означает, что такая сложность не может быть обусловлена естественными причинами».

Логика Ренни – явный пример слепого догматизма. Если он полагает, что может объяснить биологическую сложность с помощью теории эволюции, то ему следует обозначить механизмы, посредством которых сформировалось нынешнее положение вещей. Однако он не может перечислить эти механизмы и заявляет, что на сегодняшний день они нам неизвестны. Но если эти «механизмы» нам неизвестны, то на каком основании Ренни заключает, что они существуют? И чем в таком случае вера в таинственные «механизмы эволюции» отличается от веры алхимиков в «философский камень» – механизм, превращающий разные металлы в золото? И в чем тогда вообще состоит разница между теорией эволюции и алхимией?

Все эти вопросы показывают, что вера Ренни и других закоренелых дарвинистов в эволюцию – результат их материалистических предубеждений. Даже сам Дарвин выражался менее предвзято: «Если бы было доказано, что существует некий сложный орган, который не мог приобрести форму посредством многочисленных, постепенных, малозаметных изменений, моя теория бы рухнула».21 Ренни и другие современные дарвинисты предпочитают надеяться на будущее – лишь бы не признавать поражение своей теории! – и не желают замечать тех «сложных органов», о которых писал Дарвин.

Если внимательно читать статью Ренни, очевидно, что в основе этого догматического подхода лежит одна фундаментальная идея. Особенно показательны следующие строки:

«…наука приветствует идею эволюции посредством и иных сил, помимо естественного отбора. Однако эти силы должны быть естественными; они не могут приписываться действиям таинственного творящего разума, существование которого, говоря языком науки, недоказуемо».

В первой фразе Ренни говорит, что в эволюции могут участвовать некие силы, существование которых не доказано. Но в следующем предложении он выдвигает условие: эти силы обязаны быть естественными. То есть, он отрицает существование обладающего сознанием Творца, поскольку его существование, говоря языком науки, «недоказуемо». Однако строкой выше он уже признал возможность существования «недоказуемых» сил! На протяжении всей статьи Ренни говорит об эволюционных механизмах, которые еще не открыты, но, как надеется автор, будут открыты в будущем. И это означает, что для Ренни дело не в том, доказано существование разумного замысла или нет, а в том, согласуется ли этот замысел с его материалистическими убеждениями.

Конечно, Ренни волен верить во что желает. Одни верят в материалистическую философию, другие – в астрологию, третьи – в алхимию. Проблема состоит в том, что Ренни и подобные ему материалисты пытаются подменить своей догмой подлинную науку. Это – лицемерие и обман. Но дни этого обмана сочтены.

Заключение. Благодарность Джону Ренни

Мы должны быть благодарны Джону Ренни, редактору “Scientific American” за то, что его статья ясно отражает точку зрения догматического дарвинизма. В своей неосведомленности он не опроверг ни одного доказательства сотворения мира, совершил массу ошибок, продемонстрировал узость взглядов и фанатичную преданность материалистическому мировоззрению – и тем самым позволил читателю воочию увидеть кризис современного дарвинизма.

В этом кризисе важную роль сыграли не только успехи великих ученых – например, Менделя, – но и неудачи ламаркистов – например, Лысенко. И сегодня, наряду с успешной работой ученых, поддерживающих идею разумного замысла, важную роль в падении дарвинизма играет логика самих сторонников догматического дарвинизма.

Те, кто прочтет об этих дискуссиях через десятки лет, будут лишь удивляться тому, сколько ученых – наших с вами современников – было одурманено дарвинизмом.

Примечания

  1. Henry Gee, In Search of Time: Beyond the Fossil Record to a New History of Life, New York, The Free Press, 1999, p. 126-127.
  2. “Face of yesterday: Henry Gee on the dramatic discovery of a seven-million-year-old hominid”, The Guardian, July 11, 2002.
  3. Там же.
  4. Charles B. Thaxton, Walter L. Bradley & Roger L. Olsen, The Mystery of Life’s Origin: Reassessing Current Theories, 4th edition, Dallas, 1992, chapter 9, p. 134.
  5. Lee Spetner, Not By Chance, Judaica Press, 1997. См. тж.: Dr. Lee Spetner, “Lee Spetner/Edward Max Dialogue: Continuing an exchange with Dr. Edward E. Max,” 2001, http://www.trueorigin.org/spetner2.asp
  6. Alan Feduccia, The Origin and Evolution of Birds, Yale University Press, 1999, p. 81.
  7. Ann Gibbons, “Plucking the Feathered Dinosaur”, Science, volume 278, Number 5341 Issue of 14 Nov 1997, pp. 1229 – 1230.
  8. Alan Feduccia, The Origin and Evolution of Birds, Yale University Press, 1999, p. 130.
  9. Alan Feduccia, The Origin and Evolution of Birds, Yale University Press, 1999, p. 132.
  10. Gordon Rattray Taylor, The Great Evolution Mystery, Abacus, Sphere Books, London, 1984, p. 230.
  11. “Mollusk”, Evolution and Paleontology, Encyclopedia Britannica, 2002.
  12. Bernard Wood, Mark Collard, “The Human Genus”, Science, vol. 284, No 5411, 2 April 1999, pp. 65-71.
  13. Pat Shipman, “Doubting Dmanisi”, American Scientist, November- December 2000, p. 491. 14) “Fossil Discovery Upsets Theories On Human Origins”, Associated Press, http://www.msnbc.com/news/776334.asp?cp1=1
  14. Herve Philippe and Patrick Forterre, “The Rooting of the Universal Tree of Life is Not Reliable”, Journal of Molecular Evolution, vol. 49, 1999, p. 510.
  15. Carl Woese, “The Universal Ancestor”, Proceedings of the National Academy of Sciences, USA, 95, (1998) p. 6854.
  16. Elizabeth Pennisi, “Is It Time to Uproot the Tree of Life?” Science, vol. 284, no. 5418, 21 May 1999, p. 1305.
  17. Levi-Setti, R. Trilobites. 1993. (University of Chicago Press, Chicago). p.54.
  18. Невероятно сложная структура этих механизмов описана в книге Бихи «Черный ящик Дарвина». Как замечает Бихи, даже химического строения клетки сетчатки хватило бы, чтобы опровергнуть теорию Дарвина.
  19. “Dembski and Kauffman Square Off in New Mexico”, Philip Johnson’s Weekly Wedge Update, November 19, 2001; www.arn.org
  20. Charles Darwin, The Origin of Species: A Facsimile of the First Edition, Harvard University Press, 1964, p. 189.
Перевод Е. Канищевой 15 сентября 2002 г.