С самого своего первого дня - Пятидесятницы в 30 г. по Р.Хр. - у церкви по-разному складывались отношения с обществом, в котором она существовала - особенно в отношении принудительной власти государства. Временами церковь оказывалась (с мирской точки зрения) слабой, временами сильной. В своем докладе я хотел бы показать, что, независимо от места и времени, всякий раз, когда церковь начинала применять силу принуждения или достаточно близко сливалась с государством, она разрушительным образом компрометировала и свою сущность, и свое послание. Только когда у нее не было мирской власти, она была способна своим примером являть уникальную силу Евангелия Царствия Божия, силу самопожертвенной любви, могла освобождать и изменять человеческие характеры и ситуации. Но когда церковь владела мирской властью, сила Евангелия искажалась и слабела. Ведь вся мирская власть в конечном итоге сводится к удержанию главенства и контроля, и как только этому угрожала опасность, все прочие ценности с легкостью приносились в жертву. Именно поэтому британский историк и государственный деятель прошлого века лорд Эктон, кстати, сам причастный к политической власти, заметил: "Власть развращает; а абсолютная власть развращает абсолютно". И отнюдь не голословно высказывание американского богослова Ричарда Джона Неухауса (Richard J. Neuhaus): "Существует неизбежное столкновение между истиной и властью".

Церковь произрастает из жизни, смерти и воскресения Иисуса из Назарета, осужденного и казненного политическими властями того времени - как иудейской (синедрионом), так и наместником римского императора (Понтием Пилатом). Иисус отнюдь не двузначно сказал Пилату, что Его Царствие не от мира сего (Иоан. 18:36), хотя и действует оно в окружающем мире; иными словами, Царствие Иисуса, основанное на любви и свободе, и мирские царства, основанные на насилии и принуждении, фундаментально несовместимы. Он говорил Своим ученикам и о том, что мир, ненавидевший и гнавший Его, будет ненавидеть и гнать и их (Иоан. 15:18 - 25). В этом положении преследуемого меньшинства церковь оставалась в Римской империи до 313 г. по Р.Хр., пока император Константин миланским эдиктом не провозгласил терпимость к христианам. Затем в 375 г. император Феодосий утвердил христианство как единственную государственную религию империи - и церковь внезапно оказалась причастной к власти, насилию и принуждению, преследованиям язычников и служению интересам государства, поступая почти так же, как в свое время поступало с нею римское язычество. Но решающий перелом произошел лишь только после того, как Августин счел необходимым отказаться от убеждения, которого единодушно придерживались все предшествовавшие ему Отцы церкви - что христиане ни при каких обстоятельствах не должны участвовать в войне, - и создать, правда, не без борений, теорию, впоследствии названную "теорией справедливой войны". Другими словами, с момента, когда были крещены император и государство, количество ситуаций, когда в интересах государства чистая истина Евангелия отставлялась в сторону, стало все возрастать. С того самого дня и по сегодня стало считаться нормой, что церковь выступает союзником или даже помощником светского государства, являющегося "христианским" с санкции правителя, и оправдывает все, что бы политические власти ни совершали в "интересах государства". Как правило, именно так происходило, когда "обращались" правители и издавали декрет об "обращении" своих подданных - в Армении, Галлии, Эфиопии, позже и в Киевской Руси.

С Америкой же происходило по-другому: она закономерно пришла к войнам и другим формам насилия, обману, подавлению неблагонадежных и т.д., то есть к тому, что никоим образом не может ассоциироваться с Иисусом из Назарета, Господом и Спасителем, - пришла под давлением железной логики своей "независимости". И здесь, не будучи зависимой от государства, но горячо преданная его политике, церковь волей-неволей начала закрывать глаза на его действия. Критиковала государство церковь крайне редко, поскольку была кровно заинтересована в хороших отношениях с ним и не хотела рисковать своим влиянием и материальными благами.

После падения западной Римской империи в V веке церковь, возглавленная Римским епископом, повсеместно стала на Западе единственным заслуживающим доверия институтом, в силу чего ей пришлось взять на себя громадную политическую власть, став своеобразным квази-государством. Папство управляло регионами, собирало налоги, вело дипломатические дела и войны, как любое другое мирское государство. И как любое другое земное государство, оно соблюдало и защищало свои интересы. Епископы становились землевладельцами, подобно светской знати. Постепенно ценности, диктуемые интересами государства, вытеснили ценности иного порядка - бескорыстную любовь и самопожертвование, явленные Иисусом. Возникновение централизованных государств, как, скажем, Англия и Франция, или таких субъектов, как так называемая "Священная Римская империя", привело к развитию непрекращающихся конфликтов за власть между папством, с одной стороны, и королями или императорами, с другой. В зависимости от складывающихся обстоятельств, конфликты эти разрешались победой то одной, то другой стороны. Глобальный же конфликт заключался в единодушном представлении о том, что церковь и государство, в идеале, должны трудиться рука об руку - в результате чего церковь тем или иным путем утвердилась во всех европейских государствах, больших и малых, закрепив за собой немалые привилегии. Более того, и церковь, и государство имели определенные интересы в искоренении, ради единства общества, религиозных меньшинств, будь то иудеи, мусульмане, или инакомыслящие христиане. Преследования этих групп не замедлили разразиться.

На протяжении ряда веков эта ситуация оставалась типичной как для запада, так и для востока Европы. Даже в XVI веке, когда на Западе началась реформация, главные реформаторы Лютер и Кальвин, несмотря на частные различия в конкретных вопросах, не изменили существенно этих взаимоотношений церкви и государства. Что касается английской реформации, то она большей частью представляла открытое столкновение власти папы и Генриха VIII, когда последний, в ответ на отказ папы позволить ему развестись с первой женой и жениться на Анне Болейн, объявил себя главой церкви в Англии. Однако реформация принесла с собой то, чего никто не ожидал: она разрушила ощущение единой церкви с единой главой и единой истиной и привела к церковной раздробленности, внутри которой стали происходить дальнейшие расколы по мере того, как более радикальные реформаторы (например, анабаптисты и моравийцы в Германии и Нидерландах, сепаратисты и баптисты в Англии) все чаще поднимали вопрос: а должны ли быть у церкви столь близкие отношения с государством? Они были убеждены, что церковь должна быть отделена от государства ради собственной чистоты. Различными путями и в различной степени, они утверждали, что, по примеру первоначальной церкви I века, церковь, во-первых, должна состоять только из людей, по-настоящему и лично уверовавших и отдавших себя Богу, а не из всех граждан; во-вторых, христиане должны, насколько это возможно, избегать осквернения мирскими делами, особенно участием в насилии; и, наконец, церковь, как единое тело, не должна иметь никакой связи с государством и применять какую бы то ни было мирскую форму насильственной или принудительной власти. Группы, утверждавшие это, одинаково преследовались как протестантскими, так и римско-католическими церковными властями вкупе с властями государственными (за исключением, пожалуй, только Нидерландов). Многие из этих групп нашли пристанище в тех или иных, только начавших возникать, колониях Северной Америки.

Во второй части моего доклада я хотел бы рассмотреть историю взаимоотношений церкви и власти в тех особых условиях, которые сложились в Северной Америке; это весьма поучительный пример для тезиса моего доклада.

Европейские поселенцы, прибывшие в XVII - XVIII веках на берега земли, называемой теперь Соединенными Штатами Америки, представляли собой три группы: 1) поселившиеся в Вирджинии, затем в Джорджии и обеих Каролинах прибыли в основном из-за экономических причин и, присоединившись в большинстве своем к англиканской церкви, естественно, эту же церковь и утверждали в колониях; 2) пилигримы и пуритане, бежавшие от преследования в Англии, поселились в Массачусетсе и Коннектикуте в надежде обрести свободу вероисповедания; но, оказавшись в своих колониях у власти, они начали преследовать других христиан, одними из которых были баптисты. Те, вынужденные бежать, основали невдалеке Род Айленд, где, кстати, с первых же дней практиковалась религиозная терпимость; 3) были также и другие христиане, подвергавшиеся гонениям - английские католики, нашедшие убежище в Мэриленде, а также малочисленные секты из Германии, остановившиеся в Пенсильвании. Штат этот был освоен квакером Уильямом Пенном, практиковавшим широчайшую терпимость.

К 1776 году, когда 13 колоний провозгласили независимость от британской короны, сложилась следующая картина: 1) в ряде колоний, особенно на юге, утвердилась англиканская церковь (в дальнейшем она разорвала свои особые отношения с британской короной, при этом по-прежнему оставаясь англиканской и по структуре, и по учению). 2) В ряде других, в частности в Новой Англии, утвердилась конгрегациональная церковь. 3) В некоторых колониях не утвердилась ни одна церковь. 4) И во всех сложилась практическая веротерпимость; в каждом штате мирно сосуществовали христиане, принадлежавшие к разным группам. У всех были совершенно разные представления касательно отношений с правительством: одни стояли за провозглашение церкви официальным институтом, при условии, что церковь должна главенствовать над государством; другие поддерживали установление официального института церкви с главенствующей ролью государства; третьи были категорически против установления официального статуса церкви как института государства. 5) Однако в целом церкви духовно находились в большом упадке, оставаясь малочисленными и пассивными; в качестве доминирующей философии утверждался секулярный либерализм, примером чего могут служить убеждения Томаса Джефферсона и Бена Франклина. 6) Стремление к объединению в 13 штатах было не намного сильнее желания других штатов сохранить свою независимость. Иными словами, стремление к федерализму было слабым, и успех усилий по созданию федеральной конституции никоим образом не был гарантирован.

Именно под давлением этих обстоятельств, перед лицом нарождающегося союза и опасности как религиозного, так и регионального конфликта создатели Конституции внесли Первую поправку: Конгресс не должен издавать законов, устанавливающих какую-либо религию или запрещающих ее свободное вероисповедание, либо ограничивающих свободу слова или печати, или право народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб.

Целью поправки было гарантировать разделение сфер деятельности церкви и государства, дабы ни одна из сторон не главенствовала над другой, а также не вмешивалась незаконно в свободы индивидуальных граждан. В результате же оказалось, что хотя федерального института церкви и не существовало, в некоторых штатах какое-то еще время продолжала сохраняться его мягкая форма. При этом влияние христианских, и в особенности протестантских, групп на формирование некоего основного общественного морального консенсуса оказалось еще более убедительным; но оно, как совершенно ясно показывает ряд авторов (см. Johnson, 1996), было абсолютно лишено конкретного доктринального основания, потому что основное разделение церквей, способные расколоть общество, лежало в области именно доктринальных вопросов. Такая мораль все больше и больше теряла свое конкретное христианское содержание, и соответственно, все меньше и меньше становилась теоретически оправданной.

Тем временем, на протяжении всего периода с 1800 по 1950 гг. церкви переживали одно за другим, как их стали впоследствии называть, пробуждения или возрождения; даже несмотря на чередование с периодами упадка, церкви продолжали расти в процентном отношении к населению до тех пор, пока практически каждый второй американец не был членом какой-нибудь церкви. Между прочим, католики, число которых возросло за счет больших иммиграций ирландцев в середине XIX века и позже - итальянцев, постепенно в XX веке проложили путь в этот моральный консенсус Америки так же, как и евреи, чье влияние, несмотря на их немногочисленность, было гораздо больше, особенно в академических кругах. На этом фоне стало возможным появление книги Уилла Херберга "Протестант-католик-иудей" (1960), доказывавшей, что это - три одинаково приемлемых пути для благопорядочного американца. Многие церкви и синагоги получили в обществе особое благосклонное отношение к себе, и все получили от государства политическую поддержку (например, налоговые льготы).

И они пошли на это, без единого протеста приняв массовое ограничение сферы их деятельности. Они позволили себе стать податливыми капелланами на службе у государства и общества, обеспечивая гарантированные голоса "божественного" одобрения на публичных манифестациях и отказываясь от любого права, не говоря уже о долге, выражать несогласие с политикой, которая могла быть весьма сомнительной с точки зрения Царствия Божия, ими якобы представляемого. Они позволили себе стать служебными организациями для восполнения эмоциональных нужд индивидуальных потребителей и семей вместо того, чтобы стоять на страже Царствия коренным образом отличающегося от царств земных. Далее, поскольку все христианские группы, каким бы ни был их статус в Европе (государственной ли церкви или инакомыслящих и преследуемых сект) были в Соединенных Штатах на одном уровне, то со временем они стали "деноминациями", т.е. вполне обособленными и конкурирующими группами, подобно конкурирующим супермаркетам или автоконцернам. Неизбежно, под давлением этой конкуренции, имея перед собой такой влиятельный для общества пример экономической модели свободного рынка, деноминации все больше и больше стали подстраиваться под превалирующую потребительскую ментальность ("потребитель всегда прав") и выставлять себя на рынок, предлагая свои услуги и преуменьшая духовные и нравственные требования Евангелия. Церковь стала тем местом, куда люди стали приходить, чтобы чувствовать себя хорошими, а не чтобы становиться учениками распятого Господа Иисуса. Были, правда, особенно в конце XIX - первой половине XX вв., христианские группы, склонившиеся к крайне негативным представлениям об обществе и государстве, и соответственно не входившие в культурно-политический консенсус, овладевший "основными" деноминациями. Их стали называть фундаменталистами, поскольку они настаивали на сохранении фундаментальных доктрин христианства пред лицом "модернистского" уклонения от самого важного в учении. Но, будучи в большинстве своем крайне негативными по отношению к обществу и "зацикленными" на апокалиптическом недалеком будущем, они отстранились от общества, вместо того, чтобы противостоять его порокам. По иронии судьбы, за последние десятилетия, по мере достижения этими группами все большего процветания, многие из них стали громогласными представителями мистической "христианской Америки" и страстными защитниками "американского образа жизни".

Какова же мораль этой истории? Следует признать, что религиозная картина США достаточно сложна и запутанна, чтобы вывести какую-то одну объясняющую все модель. Но, думаю, я мог бы заявить, что даже при отсутствии официального политического истеблишмента, церковь в США во многих своих формах не только оказывала влияние на общество, но и пользовалась его благосклонностью, расплачиваясь за это своей чистотой. И все возрастающий нелепый итог этого - в том, что сейчас церковь теряет даже свое первоначальное влияние. Население считает ее неактуальной и бездейственной, и она все больше и больше отбрасывается государством и его органами (см. Carter, 1993; Hauerwas & Willimon, 1989; Scoville, 1998; Wilson, 1997).

1. Carter, Stephen L., 1993. The Culture of Disbelief (New York: Basic Books).
2. Hauerwas, Stanley and William Willimon, 1989. Resident Aliens (Nashville: Abingdon Press).
3. Johnson, Paul, 1996. "God and the Americans," Commentary 99:25 - 45.
4. Neuhaus, Richard John, 1984. The Naked Public Square (Grand Rapids: Eerdmans).
5. Scoville, Gordon, 1998. Into the Vacuum (Harrisburg, PA: Trinity Press International).
6. Wilson, Jonathan R., 1997. Living Faithfully in a Fragmented World (Harrisburg, PA: Trinity Press International).